Перевод статьи «The legacy of Turkish in the Armenian diaspora» аспирантки Колумбийского университета Дженнифер Манукян, опубликованной на портале Jadaliyya.
Отголоски турецкого языка в армянской диаспоре
В моей памяти неожиданно всплывает яркий момент из университетской жизни в Нью-Джерси, больше похожий на начало старого анекдота: за соседними столами спиной друг к другу сидят армянин и турок, один внимательно читает книгу, другой громко разговаривает по телефону. Мне всё труднее концентрироваться на тексте, и я из любопытства поднимаю голову и пытаюсь разобрать, о чём идёт речь. Понять ничего не выходит, но мягкость слов в речи соседа кажется мне до боли знакомой. Не замечая, что я подслушиваю, он продолжает что-то энергично втолковывать собеседнику. Время от времени я вылавливаю из потока речи слова hiç или hemen — они вызывают у меня приятные ассоциации. Ещё бы, ведь такие слова есть и в моём языке.
В философском смысле наша встреча была чем-то похожа на робкую попытку двух разделённых народов найти общий язык при помощи десятка мало что значащих общих слов. Она словно произошла в ту далёкую эпоху, когда этнолингвистический национализм ещё не заставил наши народы окопаться в своих языках и настроить их друг против друга — в эпоху, когда турки ещё не требовали исключительных прав на турецкий язык, а армяне не испытывали стойкое отвращение ко всему, что содержит слово турецкий.
Эта история заставила меня задуматься о той тесной связи, которую армяне Османской империи однажды имели с турецким языком. И хотя она была практически полностью разорвана столетие назад — когда большая часть армянского населения империи оказалась в диаспоре — даже среди потомков тех беженцев отношения с турецким языком (и в каком-то смысле привязанность к нему) остались часто не признаваемой, но неизбежной частью повседневной жизни.
Язык армян Османской империи
Разве можно говорить о связи между народом-меньшинством и официальным языком империи в таких терминах, как привязанность или, не побоюсь этого слова, любовь? Скорее всего, опираясь на то, что известно об империях в целом, вы сразу ответите «нет» и во многом будете правы. Имперские администрации действительно использовали язык как средство политического принуждения, как средство залезть поглубже во внутренние дела своих субъектов, избавиться от их исконных культурных приверженностей и идентичностей. Но тем не менее необходимо разделять судьбу французского в Алжире или английского в Индии, и то, как складывались отношения с турецким языком у османских армян.
Первое отличие, на мой взгляд, состоит в том, что присутствие турецкого языка в жизни османской армянской общины было поистине всеохватывающим: и городские жители, и деревенские, и богатые, и бедные, все использовали турецкий по той причине, что это была лингва франка в городах, где они жили или регулярно бывали. Этот язык не был, как во многих других случаях, средством общения только малочисленной правящей элиты и обслуживающих её классов, он был также языком рынка и города и охватывал почти все сферы общественной жизни. Армянская община, таким образом, вынуждена была владеть им для того, чтобы оставаться полноценным членом общества.
Глубина отношений османских армян с турецким языком была обусловлена и тем, как долго они продолжались. Этот период нельзя назвать небольшим эпизодом в жизни армянских общин Анатолии. Наоборот, в течение целых четырёх веков турецкий оказывал глубокое воздействие на все слои общества, будучи как ключевым инструментом в руках у бюрократии, так и средством повседневного общения между представителями разных этнорелигиозных групп на улицах городов и деревень по всей империи.
Между тем, сказанное выше указывает лишь на один аспект, отличающий случай Османской империи от многих других классических примеров подобного языкового контакта. Так или иначе, влияния турецкого языка привело к тому, что в армянский проникло большое количество соответствующих заимствований. Более того, к началу XIX-го века в Анатолии сформировались довольно многочисленные армянские общины, в которых этнический язык играл крайне ограниченную роль или не использовался вовсе. У этих крайне османизированных армян, в основном проживавших в Киликии, Йозгате и Анкаре, турецкий был родным языком и передавался из поколения в поколение.
Таким образом, даже если на начальном этапе турецкий язык воспринимался как фактор принуждения и имперского доминирования, спустя многие поколения для многих армян он оказался единственным, который они знали. Это был язык, на котором они шутили, любили, ругались и грустили. Иными словами, он стал ровно такой же естественной частью армянской жизни, как и любых других жителей Османской империи.
Турецкий, записанный армянским алфавитом
В Османской империи, включая самые поздние этапы её существования, религия являлась определяющим фактором национальной идентичности, и, следовательно, играла более важную роль, чем язык того или иного человека или сообщества. Это значит, что пока тюркоязычный армянин ходил в церковь и вообще считал себя христианином, он продолжал считаться членом армянской общины.
Безусловно, в этом отношении армяне были далеко не одиноки. До распространения этнолингвистического национализма, то есть, грубо говоря, до начала XX-го века, турецкий — или османский — оставался в значительной степени нейтральным языком, не мешавшим формированию этнической или религиозной идентичности. Именно поэтому он весьма активно использовался в печати у многих немусульманских общин по всей империи.
Общины, перешедшие на турецкий, знали алфавит своего этнического языка, знали основы литургии, но не владели самим языком. К примеру, караманлы — или православные греки Карамана — писали по-турецки, используя греческий алфавит. Также р вяде еврейских общин Османской империи в ходу были тексты, написанные по-турецки еврейским алфавитом. То же самое можно сказать и про некоторые ассирийские общины.
Тем не менее, наиболее внушительным по объёму является корпус художественных произведений, переводов, религиозных текстов, газет, словарей и учебников, написанных по-турецки с использованием армянского алфавита теми самыми тюркоязычными армянами, которые упоминались выше. За два столетия существования этой традиции вышло в свет более ста периодических изданий и было опубликовано более тысячи книг. Язык этих текстов в научной литературе принято обозначать как армяно-турецкий (Armeno-Turkish).
Значительная часть этих текстов была опубликована в последние десятилетия существования Османской империи. Это значит, в частности, что к началу событий, завершившихся геноцидом армян, в Анатолии существовала весьма устойчивая и многочисленная община тюркоязычных армян. Тем не менее, большинство этих людей вне зависимости от языка, на котором они говорили, в один день оказались раскиданными по всему свету. Здесь неизбежно возникает вопрос: что произошло с турецким языком этих беженцев в первые десятилетия после геноцида? Как изменилось отношение и использование его в ситуации, когда он приобрёл статус языка убийц и истязателей?
Немалая доля попыток обеспечить связность в образовавшейся диаспоре концентрировалась вокруг создания единого средства коммуникации, которым стал литературный западноармянский язык. В армянских школах и приютах для бездомных детей Ближнего Востока перед учителями ставилась отдельная задача оттеснить турецкий как можно дальше на периферию. Молодое поколение не имело особенных проблем с принятием этой новой идеологии, чего нельзя сказать об их старших родственниках, выросших в тюркоязычном окружении. Эта новая база для формирования новой диаспоральной идентичности вывела языковой аспект на первые позиции и таким образом создала серьёзные трудности для межпоколенческого диалога, так как детям стало труднее принимать родителей и дедушек-бабушек, говоривших между собой по-турецки.
Вытеснение турецкого языка из публичной жизни породило во многих семьях ситуацию, когда два языка оказались в совершенно разных мало пересекающихся между собой сферах. Точнее, ситуация была ещё сложнее: литературный западноармянский использовался в образовании и общественных делах, дома — в зависимости от происхождения семьи — в ходу был турецкий или какой-нибудь армянский диалект, и в дополнение третьим фактором становился язык принимающей страны. Оставив в стороне последний фактор, необходимо констатировать, что несмотря на вытеснение турецкого языка на обочину армянской жизни, поколение эмигрантов, родившихся ещё в Османской империи, расставалось с ним весьма неохотно. Об этом свидетельствует, в частности, относительное процветание армяно-турецких периодических изданий вплоть до 1960-х годов, выходивших в таких городах, как Нью-Йорк, Бостон и Буэнос-Айрес.
Живучесть турецкого языка в диаспоре привела к возникновению весьма интересной ситуации, которая в некоторой степени сохраняется и поныне. Так, пережившие геноцид армяне передавали своим детям знание турецкого языка и, таким образом, в этом новом поколении появлялись люди, вынужденные скрывать порой совершенное владение турецким — знания, которые далеко не приветствовались в общине. Они не просто перенимали турецкий от своих родителей, переходивших на него, когда хотели обсудить что-то, что не должны были слышать дети, или же читавших им перед сном сказки про Ходжу Насреддина, но и в немалой степени от того, что переводили для родителей и бабушек с дедушками тексты с или на литературный армянский, которого те попросту не знали, тем самым выступая посредниками в новой языковой ситуации.
Языковые окаменелости как память о минувших днях
Спустя век после геноцида армянская диаспора так и не смогла избавиться от языкового наследия Османской империи. Хотя в наиболее явной форме турецкий язык присутствовал только среди первого поколения эмигрантов, несправедливо было бы утверждать, что во втором, третьем и даже в четвёртом поколениях связь с ним оказалась полностью утрачена. Турецкий по-прежнему занимает относительно прочные позиции даже в тех семьях, где использовали разговорный западноармянский. Смешение турецкого и армянского по-прежнему весьма частотно в диаспоре, и получить комплимент, что вы говорите на чистом языке — макур hайерен — всё ещё большая честь.
Турецкие слова настолько глубоко вошли в разговорный армянский язык, что порой армянину требуется пойти на языковые курсы, чтобы понять, что то или иное слово, постоянно используемое им в жизни, происходит из турецкого. В классах по всему миру армянские ученики с удивлением узнают, что не только они зовут своих дедушек dede, говорят haydi, когда хотят, чтобы кто-нибудь подвинулся, или sus, когда хотят, чтобы кто-нибудь замолчал. Не они одни называют баклажан patlıcan, наливают кофе в fincan, и, вздыхая, восклицают babam. Безусловно, для многих из этих слов существуют армянские эквиваленты, но они часто воспринимаются носителями как сухие и искусственные, ведь их никто никогда не слышал до того, как пошёл в школу.
При этом чувства, которые вызывает турецкий язык в армянской диаспоре, весьма неоднозначны. Часто можно встретить враждебное отношение как к языку, так и ко всему турецкому, так как за последний век язык превратился в один из символов отрицания геноцида со стороны властей Турции. Этот сюжет, к сожалению, в значительной степени осложняет отношение между армянским и турецким, как языками, так и самими народами. Тем не менее, это грустное положение дел не должно мешать пониманию, что агрессия, направляемая на борьбу с турецкими элементами в армянском языке, является ни чем иным, как попыткой отрицать целый пласт в истории армянского народа, на протяжении которого эти языки находились в тесном контакте.
Эффект от прожитых вместе столетий невозможно взять и отменить в один миг. Связь многих армян в диаспоре с турецким языком начинается с них самих: такие фамилии, как Boyaciyan [сын художника], Terziyan [сын портного], Kuyumciyan [сын ювелира], Altıparmakyan [сын шестипалого], Dilsizyan [сын человека без языка] или Deveciyan [сын верблюжьего погонщика] все содержат турецкие корни.
В речи многих армян связи с Османской империей сохраняются ещё и в виде архаичного произношения турецких слов. Поскольку на них не распространялись языковые реформы, происходившие в Турции, и поскольку они не учились в республиканских турецких школах, многим удалось сохранить «дореволюционный» вид языка, ныне во многом утраченный в самой Турции. В такой форме этот архаичный турецкий передавался и последующим поколениям армянских эмигрантов. Даже те люди, ныне турецкого не знающие, могут использовать в своей армянской речи слова типа lokhum или çocukh, которые можно встретить в наши дни разве что в глухой деревне в Анатолии.
Язык в политической плоскости
Геноцид отнял у османских армян практически всё кроме языка. В последующие десятилетия были предприняты серьёзные попытки очистить повседневный язык от турецких слов и высказываний. Это было предприятие, не увенчавшееся особым успехом: тюркоязычные элементы по-прежнему живут и здравствуют в разговорном армянском.
Политика отрицания геноцида, которую долгие годы проводит правительство Турции, создала дополнительное напряжение в сфере использования турецкого среди армян диаспоры. Несмотря на то, что тюркоязычные высказывания и слова скорее вызывают приятные воспоминания о днях, проведённых в детстве с бабушками и дедушками, прочная ассоциация турецкого языка с политикой отрицания геноцида порождает агрессию и желание избавиться от всего, что с ним связано, а следовательно, делает практически невозможным признание того простого факта, что тюркоязычное наследие является неотъемлемой частью истории армянского народа.
Политическая реальность, в которой оказалась армянская диаспора, сопровождается своего рода расслоением исторической памяти, когда сосуществует недовольство политикой отрицания геноцида и всего турецкого на одном уровне и повседневное использование османских турецких элементов в языке. Это расслоение может происходить и внутри одного человека. Представьте себе, к примеру, американского армянина, который бойкотирует орехи, импортированные из Турции, и одновременно оснащает свою речь пословицами и поговорками на турецком, которым научила его бабушка. Или представьте себе ливанского армянина, который выходит на демонстрацию против уничтожения армянского наследия в Турции, приправляя свои недовольные лозунги сочными турецкими ругательствами. Всё это легко можно встретить в повседневной жизни.
Завершая своё повествование, мне хотелось бы отметить, что из-за того, что все те процессы и детали, о которых я пишу, бытуют в глубоко частной сфере, не проникают за пределы армянской общины и поэтому зачастую остаются невидны со стороны. Таким образом, в современной Турции в массе люди не отдают себе отчёт о том, насколько османское языковое наследие всё ещё живо в речи армян диаспоры.
No comments:
Post a Comment